Роберт Джон Видлар | |
---|---|
Robert John Widlar | |
![]() Видлар у фотошаблона LM10 Вторая половина 1970-х годов[1] | |
Дата рождения | 30 ноября 1937 |
Место рождения | |
Дата смерти | 27 февраля 1991 (53 года) |
Место смерти | |
Страна | |
Род деятельности | изобретатель, инженер, инженер-электрик, предприниматель |
Научная сфера | Схемотехника аналоговых интегральных схем |
Место работы |
Fairchild Semiconductor National Semiconductor Linear Technology |
Альма-матер | Университет Колорадо в Боулдере |
Ученики | Минео Яматаки |
Известен как |
Основоположник схемотехники аналоговых интегральных схем Разработчик первых интегральных операционных усилителей и стабилизаторов напряжения |
Награды и премии | |
![]() |
Ро́берт Джон Ви́длар (Уа́йдлер[2], 1937—1991) — американский инженер в области электроники, основоположник схемотехники аналоговых интегральных схем[3]. Видлар выполнил свои важнейшие работы в 1964—1970 годах в союзе с технологом Дэвидом Тэлбертом. Видлар разработал, а Тэлберт довёл до серийного выпуска первый интегральный операционный усилитель (ОУ) μA702 (1964), первый массовый интегральный ОУ μA709 (1965), первый ОУ второго поколения LM101 (1967), первый интегральный стабилизатор напряжения LM100 (1966) и первый трёхвыводной стабилизатор LM109 (1970). Они первыми применили в аналоговых схемах пинч-резисторы, полевые транзисторы, многоколлекторные и супер-бета биполярные транзисторы. Видлар — изобретатель названных его именем источника стабильного тока (1964), источника образцового напряжения (1969) и выходного каскада усиления (1977). Все современные схемы интегральных источников опорных токов и напряжений опираются на разработки Видлара 1960-х годов[4].
В тридцать три года Видлар неожиданно покинул профессиональное сообщество Кремниевой долины и навсегда переселился в Мексику. Непредсказуемый характер, алкоголизм, богемный образ жизни[5] и отшельничество Видлара сделали его, ещё при жизни, персонажем легенд и анекдотов, которые во многом подтверждаются свидетельствами очевидцев.
Боб (Роберт Джон) Видлар родился и вырос в Кливленде в благополучной многодетной[6] семье с немецкими и чешскими корнями. Его мать, Мэри Витуc (англ. Mary Vithous), была дочерью эмигрантов-чехов[7]. Его отец, радиоинженер Уолтер Видлар (англ. Walter J. Widlar), принадлежал к влиятельному в Кливленде немецкому роду, основатели которого осели в Огайо в конце XVIII века[7]. Немецкая фамилия Видлар в Америке превратилась в Уайдлер[8], но в русской технической литературе используется транскрипция с немецкого[9].
В зрелые годы Видлар никогда не говорил о своём детстве и юности, но отдельные их эпизоды сохранились в местных газетах и архивах. Его отец, одарённый и предприимчивый самоучка, регулярно публиковался в профессиональной и местной прессе и заслужил репутацию эксперта по частотной модуляции[10]. В 1942 году Комитет по стратегическим разработкам Ванневара Буша мобилизовал Видлара-старшего на разработку частотно-модулированных радиопередатчиков для гидроакустических буёв[11]. К пятнадцати годам сын, следуя по стопам отца, освоил основы радиотехники и научился ремонтировать телевизоры[12].
В 1953 году сорокапятилетний Видлар-старший, никогда не отличавшийся крепким здоровьем, умер от обширного инфаркта[13]. Бобу пришлось зарабатывать на жизнь самому — сначала уборкой, а затем ремонтом радиоаппаратуры. Он закончил иезуитскую школу св. Игнатия[англ.] в Кливленде, проработал год техником на фирме, где десять лет работал его отец, а в 1958 году поступил добровольцем в военно-воздушные силы США и отслужил два полных года инструктором по радиоэлектронному оборудованию на базе в Колорадо[14]. В ноябре 1960 года учебное управление ВВС[англ.] издало тиражом в 100 экземпляров его первую книгу — учебное пособие по полупроводниковым приборам[15].
Ещё во время службы, в начале 1959 года[16] Видлар сумел поступить в Университет Колорадо в Боулдере. В 1961 году он уволился из ВВС и устроился инженером в приборостроительную компанию Ball Brothers Research Corporation. Работая над приборами управления орбитальной станции NASA, Видлар столкнулся с проблемой радиационной стойкости транзисторов. Единственный транзистор с сертифицированной радиационной стойкостью производила компания Amelco, поэтому Видлару довелось встретиться с её руководителями, а в прошлом — основателями Fairchild Semiconductor Жаном Эрни и Шелдоном Робертсом. Видлар понял, что главные события в электронике происходят не в приборостроении, а на полупроводниковых производствах, и к началу 1963 года твёрдо решил перейти на работу в ведущую компанию отрасли, Fairchild Semiconductor. В самой Fairchild также нашлись руководители, заинтересованные в Видларе — настолько, что компания пошла на нарушение профессиональной этики и переманила сотрудника у своего клиента[17][18].
Свидетели переговоров Видлара в Fairchild в августе 1963 года по-разному описывают события, но во всех историях повторяется тема алкоголя. В одной истории Видлар перепил коммивояжёра Fairchild, будущего основателя AMD Джерри Сандерса и умыкнул у него образцы новейших транзисторов; впоследствии именно Сандерс рекомендовал Видлара менеджерам компании[19]. В другой, Видлар явился на интервью в Fairchild в нетрезвом состоянии, якобы «для храбрости», и заявил ведущему разработчику интегральных схем Хайнцу Рюегу, что «всё, что вы тут делаете — дерьмо»[20]. Рюэг отказался нанимать Видлара и «передал» его производственнику Джону Юму, который и принял окончательное решение[20]. В третьей, когда Видлар не согласился с уровнем предложенной зарплаты, он спросил у менеджера по персоналу: «Где тут ближайший кабак?» и немедленно ушёл туда «обдумывать предложение»[21]. Несмотря на тревожные сигналы о вероятном алкоголизме кандидата, Fairchild наняла Видлара, но не в дирекцию по новым разработкам, а в дирекцию по перспективному применению этих разработок — службу, связывавшую конструкторов с производством[22].
Наставником Видлара на Fairchild стал инженер-технолог Дэвид Тэлберт, занимавшийся доводкой новой производственной линии на заводе в Маунтин-Вью. От природы замкнутый, немногословный Тэлберт был несколькими годами старше Видлара и за полтора года работы на Fairchild превратился из недавнего выпускника университета в жёсткого, своевольного, нетерпимого к некомпетентности руководителя[23]. Тэлберт работал в узком кругу единомышленников, в который, кроме Видлара, в 1963—1965 годах входили менеджеры по сбыту Джек Гиффорд[англ.] и Флойд Квамме[англ.], а также инженеры Минео Яматаки и Долорес Браш (жена Тэлберта)[24]. Прочие сотрудники Fairchild, включая самых высокопоставленных, считались на «фирме Тэлберта» чужаками[22]. Видлар и Тэлберт не просто сработались, но стали творческим союзом, движущей силой «аналоговой революции» 1960-х.
Первые серийные микросхемы Fairchild вышли на рынок летом 1962 года. Главный разработчик компании Гордон Мур сделал ставку на логические схемы, так как полагал, что только они могут быть произведены с приемлемой стоимостью и надёжностью. Аналоговые схемы были более чувствительны к отклонениям в технологии, поэтому выход годных аналоговых схем был недопустимо низким. Три аналоговые микросхемы, выпущенные Fairchild в 1963 году для военных заказчиков, составляли ничтожно малую долю в производственной программе компании.
Эти усилители были спроектированы так, как проектировались схемы на дискретных компонентах[25]. В «обычной» электронике активные приборы (транзисторы и лампы) были дороги, а пассивные (резисторы, конденсаторы, небольшие индуктивности) — дёшевы, причём цена резистора практически не зависела от величины его сопротивления[20]. Планарный процесс ограничил выбор схемотехников до биполярных транзисторов npn-типа[26], диодов, и резисторов средних номиналов (сотни или тысячи Ом). Стоимость такого резистора, производная от занимаемой им площади, была сопоставима со стоимостью базового транзистора. За пределами этого диапазона площадь и стоимость резистора резко возрастали, резистор в 150 кОм считался нереализуемым, так как занимал большую часть типового кристалла микросхемы[27]. Вместе с площадью резистора росла и его паразитная ёмкость, ограничивавшая частотный диапазон схемы. Паразитные ёмкости и токи утечки транзисторов были также неприемлемо велики. Создание емкостей свыше нескольких десятков пикофарад и любых индуктивностей было и вовсе невозможно. [28]. При этом традиционная схемотехника никак не использовала уникальные свойства интегральных транзисторов — идентичность условий их работы (температура и связанные с ней параметры) и идентичность профилей легирования всех приборов на кристалле. Узлы электронных схем, использующие эти свойства, только предстояло изобрести. Проектирование «по старинке» в таких условиях было обречено на неуспех: аналоговые микросхемы «нулевого поколения» проигрывали схемам на дискретных компонентах и в надёжности, и в частотном диапазоне, и в потребляемой мощности, при цене от сотен до 20 тысяч долларов за штуку.
Видлар не одобрял стратегию Мура и увлечение цифровой техникой вообще: «каждый идиот способен считать до одного»[29]. Он сосредоточился на создании новой схемотехники, полностью использующей преимущества планарной технологии: «Даже не пытайтесь имитировать дискретные компоненты в кремнии»[30]. Со временем эта «теорема Видлара» трансформировалась в основное правило аналоговой схемотехники: «Везде, где это возможно — заменять пассивные компоненты на транзисторы»[31]. Но одного владения искусством схемотехники было мало: чтобы найти работоспособные решения, Видлару требовался доступ на опытное производство. Нужно было отладить на практике производство «высоковольтных» эпитаксиальных транзисторов, боковых транзисторов и других компонентов, не существовавших в виде дискретных приборов. Именно Тэлберт, полностью разделявший идеи Видлара, и предоставил ему эту возможность. С молчаливого одобрения Джона Юма цех в Маунтин-Вью зажил двойной жизнью: днём он выпускал серийные логические микросхемы, а ночью Тэлберт колдовал над заказами Видлара[32]. Обычный цикл производства партии микросхем занимал тогда до шести недель, а опытные схемы Видлара изготавливались за две недели[33]. Путём проб и ошибок, в тайне от руководства компании, весной 1964 года Видлар и Тэлберт вплотную подошли к созданию полноценного интегрального операционного усилителя.
Видлар взял за основу схему транзисторного ОУ с тремя каскадами усиления напряжения и заменил высокоомный эмиттерный резистор входного каскада на токовое зеркало, а ёмкости частотной коррекции — на единственную внешнюю ёмкость. Он разработал и отладил на опытных кристаллах схему сопряжения входного дифференциального каскада с однотактным вторым каскадом без потери усиления и схему сдвига уровней на транзисторах одного типа проводимости. В мае 1964 года опытный образец, изготовленный Тэлбертом, продемонстрировал рекордную для своего времени полосу пропускания в 25-30 МГц. Схема, впервые в мире, использовала только кремниевые диффузионные резисторы и транзисторы — от использования ненадёжных плёночных резисторов Видлар отказался[34].
Квамме не удержался и доложил об успехе руководителям Fairchild. Роберт Нойс сразу понял, что неизвестный ему «инженер с завода» нашёл золотую жилу, сопоставимую с изобретением планарной технологии. Он неожиданно приехал на завод в Маунтин-Вью, ознакомился с ситуацией и принял решение немедленно запустить новую схему в производство[35]. Видлар возмутился и открыто обвинил гостя в некомпетентности: сырой прототип был не готов к серийному выпуску, а дирекция по сбыту — к продажам аналоговых схем[36]. Нойс «не заметил» оскорблений, Видлар остался на своём месте, Джек Гиффорд[англ.] стал ответственным за маркетинг аналоговых схем и по совместительству «опекуном» Видлара, а Fairchild объявила о начале продаж первого в мире интегрального операционного усилителя, получившего обозначение μA702[37]. Первая партия μA702 была отгружена заказчикам в октябре 1964 года по 50 долларов за штуку. Спрос настолько опережал возможности производства, что цена конечного потребителя поднималась до 300 долларов[38][8].
В первой половине 1965 года Видлар и Тэлберт переработали схему усилителя и внесли в неё схемотехнические и технологические решения, ставшие классикой схемотехники: усовершенствованный источник тока Видлара, двухтактный выходной каскад и боковые pnp-транзисторы[39]. Менеджмент Fairchild не согласился с последним решением Видлара, считая, что боковые транзисторы слишком нестабильны, чтобы полагаться на них в серийном изделии. В ответ Видлар заперся в лаборатории на 170 часов. За это время он не только разработал, но и проверил опытом новейшую конфигурацию стабильного бокового транзистора.
Выпуску μA709, второго ОУ Видлара, предшествовало первое в его жизни «дорожное шоу»[40]. Ажиотаж вокруг выпуска μA709, преподавательский и ораторский талант сделали Видлара знаменитостью в профессиональной среде[41]. Будущее аналоговых схем оставалось неясным, и только двое, Видлар и Хун-Чан-Лин[англ.], безоговорочно выступали за их развитие[42]. Видлар был по-своему прав, считая продажу аналоговых схем особым искусством: мало было выпустить продукт, надо было составить и опубликовать руководства по его применению и донести их до коллег — инженеров, учёных и заказчиков[43][44]. Он не только докладывал о своих достижениях, но и одним из первых публично сформулировал первоочередные задачи интегральной схемотехники: поиск способов компенсации температурного дрейфа, технологического разброса компонентов, и создание стабильных источников напряжений и токов[45].
Если μA702 был первым интегральным ОУ, то μA709A стал первым массовым ОУ, «типовым видом» первого поколения аналоговых микросхем[46]. Несмотря на «детские болезни» μA709, устранение которых заняло полгода и завершилось переходом на усовершенствованный μA709A, продажи были исключительно успешны. Bendix Corporation[англ.] выкупила всю продукцию завода в Маунтин-Вью на два года вперёд, спрос в десять раз превысил предложение[47]. Уже к концу 1965 года продажи аналоговых схем составили 40 % выручки Fairchild, компенсируя отставание компании на рынке логических схем. μA709 стал стандартным ОУ ВПК США, а затем, по мере снижения цены, завоевал и гражданский рынок[44][48][49].
За μA709 последовали разработанные Видларом скоростные компараторы μA710 и μA711 и прецизионная транзисторная двойка μA726[39]. Fairchild не продавала лицензии на изобретения Видлара, но и не препятствовала их копированию конкурентами, и к 1967 году выпуск клонов μA709 освоили Motorola, Texas Instruments, Philco, ITT и Westinghouse[50]. В 1970 году выпуск всех версий 709 оценивался от 20 до 30 миллионов штук в год[48]. Так, по словам топ-менеджера Fairchild Дона Валентайна[англ.], сложилась ситуация, когда Видлар и Тэлберт «стояли за более чем 80 % аналоговых схем, продававшихся в мире. Один их разрабатывал, другой — делал»[51].
Люди, знавшие Видлара в молодости, неоднократно отмечали его стремление быстро разбогатеть. Жизнь на зарплату инженера мало привлекала его, при этом у него не было ни предпринимательской жилки, ни желания делать карьеру. В 1964—1965 годах зарплаты Видлара и Тэлберта существенно выросли, но рассчитывать на долю прибыли, которую Fairchild заработала на их идеях, они не могли[52]. Осенью 1965 года они начали переговоры с National Semiconductor, и в декабре 1965 года объявили о своём уходе из Fairchild[52]. На вопрос «что может удержать тебя на Fairchild?» Видлар ответил Юму: «Миллион чистыми … к тридцати годам мне нужен миллион»[53]. National оправдал его ожидания: пакет акций National, который Видлар получил авансом, в 1965 году оценивался в сто тысяч долларов, а два года спустя поднялся в цене до миллиона[52].
Видлар и Тэлберт возглавили опытное производство National в Санта-Кларе и вновь окружили свою работу завесой секретности. Вслед за Видларом и Тэлбертом в компанию перешла и вся их команда. Схемотехник Боб Добкин, принятый в неё в 1969 году, вспоминал, что «Видлар знал всё, он знал, что знает всё, а все остальные — не знали ничего»[54]. Несмотря на убыточность производства в Санта-Кларе, руководство National решило развивать именно его, а основное производство в Коннектикуте — свернуть. В ноябре 1966 года убыточная компания стала целью дружественного поглощения со стороны группы выходцев из Fairchild во главе с Чарльзом Спорком. Спорк обратился к хорошо знакомым ему Видлару и Тэлберту. По утверждению историка Fairchild Чарльза Лекуера, именно Видлар и рекомендовал Спорку начать поглощение[55]. Тэлберт свёл Спорка с руководством National, и 1 марта 1967 года компания перешла под контроль новых управляющих[56]. Спорк возглавил компанию, а Видлар и Квамме — разработку аналоговых и логических микросхем. Квамме, пришедший вместе со Спорком, впоследствии вспоминал, что оставил Fairchild только ради того, чтобы работать с Видларом[57]. Видлар, не без оснований считавший себя звездой компании, завёл себе визитку с надписью «Роберт Дж. Видлар. Член истеблишмента. National Semiconductor Corporation»[58].
В 1967 году Видлар разработал операционный усилитель LM101 — первый ОУ второго поколения. Его структурная схема стала основой для всех последующих универсальных ОУ. Активные нагрузки обеспечили LM101 бо́льшие, чем у предшественников, коэффициенты усиления каждого каскада, а входные эмиттерные повторители, нагруженные на дифференциальный каскад на pnp-транзисторах — широкий диапазон допустимых входных напряжений и малые токи смещения. Коэффициент усиления по постоянному току достиг 500,000 против 50,000-100,000 у усилителей первого поколения. Входной каскад был защищён от высоких напряжений, выходной каскад имел полноценную защиту от короткого замыкания[59][60]. Главное же отличие от предшественников заключалось в использовании двух, а не трёх, каскадов усиления напряжения (именно двухкаскадная схема и стала «родовым признаком» второго поколения ОУ[61]). Как следствие, LM101 был гарантированно устойчив при использовании единственной внешней корректирующей ёмкости всего в 30 пФ[62][63]. Видлар совершил стратегическую ошибку, не попытавшись «упаковать» эту ёмкость на кристалл ОУ. Год спустя пробел восполнили конкуренты из Fairchild, выпустив μA741 — клон LM101 c внутренней частотной коррекцией[64]. Именно эта микросхема и завоевала рынок универсальных ОУ, оттеснив LM101 на обочину[65]. Рынок предпочёл простоту использования μA741 гибкости и настраиваемости видларовских схем[66].
В 1968—1969 годах Видлар и Тэлберт изобрели и отладили в производстве новые активные приборы — «супер-бета-транзисторы» (биполярные npn-транзисторы со сверхтонким слоем базы и коэффициентом усиления свыше тысячи), многоколлекторный биполярный транзистор и эпитаксиальный полевой транзистор (epiFET)[67]. В феврале 1969 вышел разработанный Видларом при участии Квамме LM108 — первый операционный усилитель на супер-бета-транзисторах[68]. В декабре 1969 года National выпустила новый ОУ Видлара и Добкина, LM101A — функциональный эквивалент LM101 на новой элементной базе, а в 1970 году вышла его версия со встроенной корректирующей ёмкостью — LM107[69]. Новый, шестимасочный технологический процесс Тэлберта позволил впервые реализовать на одном кристалле и пинч-резисторы, и полевые транзисторы, и супер-бета-транзисторы, и боковые pnp-транзисторы с коэффициентом усиления по току свыше 100. Количество транзисторов, «обслуживающих» источники тока LM101A, было уменьшено за счёт использования многоколлекторных pnp-транзисторов[70]. Входное сопротивление ОУ, не использовавшего на входе составные транзисторы, впервые превысило рубеж в 1 МОм[71].
Стабилизаторы напряжения Видлара | ||
---|---|---|
![]() |
![]() | |
В 1966 году National Semiconductor выпустила разработанный Видларом LM100 — первый в истории интегральный стабилизатор напряжения. LM100 позволяла стабилизировать напряжения от 2 до 30 В c совокупной ошибкой в военном диапазоне температур (от −55 до +125 °C) не более 1 %[59]. Источником опорного напряжения выступал стабилитрон на 6.3 В, регулирующим элементом — относительно маломощный составной транзистор, поэтому на практике LM100 использовался не как законченный стабилизатор, а как схема управления внешним силовым транзистором. Спрос превзошёл самые оптимистичные ожидания[59].
Заказчики требовали сделать следующий шаг и объединить схему управления и силовой транзистор на одном кристалле, упаковав полноценный стабилизатор в корпус с тремя выводами: вход, выход и общий. Осенью 1967 года[72] Видлар заявил, что компромисс нецелесообразен: слишком уж различаются условия работы прецизионных и мощных устройств. В последний раз он высказал это мнение в печати в июне 1969 года, а в феврале 1970 года неожиданно выступил с противоположным заявлением: размещение силового транзистора и схемы управления на одном кристалле не только допустимо, но и желательно, так как существенно упрощает схему защиты от перегрева. Более того, такой стабилизатор уже был реализован в кремнии и готов к серийному выпуску[73][74][75].
Производство LM109, первого в мире интегрального трёхвыводного стабилизатора на напряжение +5 В, прямого предшественника более знаменитого (и менее точного) μA7805, началось в первой половине 1970 года. Новая микросхема отличалась от LM100 не только предельными значениями тока и мощности и удобством применения, но и тем, что источником опорного напряжения в нём служил не стабилитрон, а так называемый бандгап Видлара — транзисторный источник опорного напряжения, примерно равного ширине запрещённой зоны кремния (около 1,2 В). Принцип действия бандгапа сформулировал ещё в 1964 году Дэвид Хилбибер, но первую практическую схему, работающую на этом принципе, спроектировал именно Видлар. Первой микросхемой со встроенным бандгапом и стала LM109, а в 1971 году за ним последовала LM113 — двухвыводной «прецизионный диод» (англ. reference diode) на бандгапе Видлара[76]. Замена «высоковольтного» (около 6 В) стабилитрона на низковольтный (1,2 В) бандгап сделала возможным создание экономичных стабилизаторов на низкие выходные напряжения (3,3 B, 2,5 B и ниже) и усилителей с низковольтным питанием (от 1,1 В), однако в 1969 году эта ниша ещё не была востребована промышленностью. Первой областью массового применения бандгапов, помимо ИС стабилизаторов напряжения, стали ранние интегральные аналого-цифровые и цифро-аналоговые преобразователи[77].
Видлара называли гением не только журналисты, но и работавшие рядом с ним инженеры и менеджеры. Добкин сказал в 2006 году о событиях конца 1960-х: «Боб — один из немногих, кого я считал гением. А ещё он был параноиком, с ним было крайне трудно ужиться, и он непрерывно пил»[78]. За видимыми публике «гениальными озарениями» и пьяными выходками скрывалось владение всеми сторонами инженерной профессии, научный кругозор и исключительная работоспособность. Спорк вспоминал, что «он мог работать над микросхемой три, четыре месяца, день и ночь, до полной готовности, и только после этого уходил в запой» [79]. Томас Ли писал, что «Видлар был способен полностью погружаться в работу. Он мог непрерывно работать до такой степени усталости, что для него было отдыхом сесть в машину, доехать до аэропорта и взять билет на ближайший рейс куда бы то ни было».[80]. Легенда о том, что в периоды нервного напряжения Видлар брал топор, уезжал за город, в лес, и часами рубил деревья, скорее всего, недостоверна[81].
Видлар пришёл в электронику задолго до распространения средств компьютерного моделирования электронных схем и до конца жизни отказывался использовать их. Он блестяще владел традиционными навыками математического анализа, численных расчётов и «бумажного» моделирования — не только электронных схем, но и физических процессов в полупроводниках. Он мог по нескольку часов, без перерыва, заниматься вычислениями, а затем без единой помарки изложить результаты на бумаге. Бо Лоек сравнил записи в рабочих тетрадях Видлара со столь же ясными и точными записями Уильяма Шокли: «его [Видлара] рабочие тетради подобны произведениям искусства: опрятные, хорошо организованные, с искрой инженерного гения»[82].
За аналитической проработкой следовал эксперимент. Вначале Видлар моделировал электрические цепи с помощью «мексиканского компьютера» — аппликаций из особой токопроводящей бумаги[англ.][83], затем на макетных платах и макетных кристаллах. Если прототип отказывался работать так, как ожидалось, то Видлар видларизировал его молотком или обухом топора: «он молча, методически дробил его до тех пор, пока осколки не превращались в пыль. А затем он возвращался к работе и находил верный ответ»[84]. Топор висел в его кабинете на видном месте и по совместительству служил антистеплером: Видлар отрубал им сшитые уголки бумаг[85]. Вероятно, таких бумаг было очень много: Видлар делал копии всего, что ему довелось прочитать[86].
Видлар не допускал в лабораторию посторонних и не переносил шум. Телефонные звонки, объявления по сети громкой связи и просто громкие разговоры были для него нетерпимы. С телефонами Видлар справился, заменив электромеханические звонки на сигнальные лампочки. Динамик громкой связи он уничтожил двумя светошумовыми гранатами[87]. Он повесил в лаборатории сирену, плавно включавшуюся, если уровень шума превосходил допустимый порог. Больше всех от этого изобретения пострадала секретарь Видлара: каждый удар по клавишам пишущей машинки сопровождался непонятными взвизгами из динамика. Видлару пришлось отключить сирену, и с тех пор, когда в помещении становилось слишком шумно, он просто уходил обедать[88]. Джим Уильямс[англ.] вспоминал, что однажды, уже в 1980-е годы, эксперимент закончился неудачей из-за электромагнитных помех, наведённых оборудованием аэропорта Сан-Хосе[англ.]. Видлар дозвонился до аэропорта и «очень строго» (англ. very coolly) потребовал отключить всё радиооборудование на полчаса. Уильямс всерьёз опасался, что за Видларом придут из ФБР, но всё обошлось[89].
Видлар стремился держать под контролем весь цикл разработки продукта, включая продажи. Он не только разрабатывал схемы перспективных применений своих микросхем, но и сам писал всю техническую документацию — от справочных листков до детальных руководств по применению. Перфекционизм Видлара имел практическую сторону: грамотная, исчерпывающая документация облегчала жизнь не только заказчикам, но и самим разработчикам. Видлар называл такой подход «минимизацией будущих телефонных звонков»[90]. Но, несмотря на это, коллеги не только звонили, но и писали Видлару множество писем с вопросами. Точные и скорые ответы Видлара породили в профессиональной среде мнение о том, что он сам писал ответы каждому адресату. В действительности письма Видлара состояли из типовых абзацев, перепечатанных из составленного им конспекта. Получив письмо с вопросом (а вопросы неизбежно повторялись), Видлар лишь указывал секретарю абзацы конспекта, которые следовало перепечатать, а затем подписывал готовый ответ[91].
Лоек и Добкин отмечали, что, подобно Шокли, Видлар ревностно и критически относился к достижениям своих подчинённых. Так же, как и Шокли, Видлар беспокоился, что подчинённые «опять сделают не то, что надо» и, бывало, диктовал им не только постановку задачи, но и её ожидаемое решение[92]. По мнению Добкина, Видлар был уверен, что его подчинённые не способны что-либо изобрести, — но был способен и признать свою неправоту[93].
Благодаря работам Видлара и Квамме, отвечавшего в компании за развитие МОП-технологий, National Semiconductor выдвинулась на второе место в мире в каждой категории интегральных схем[94]. Видлар и Квамме не только разрабатывали микросхемы и внедряли их в производство, но и вместе колесили по миру, выступая на многочисленных конференциях и семинарах. Квамме вспоминал в 2011 году, что «Видлар был Стивом Джобсом начала 1970-х годов. Все хотели услышать от него, как следует проектировать…»[95]. Оборотной стороной славы стал усилившийся в 1968—1970 годах алкоголизм. В 1964—1965 годах Джек Гиффорд[англ.], насколько это было возможно, опекал Видлара, но после ухода из Fairchild Видлара уже никто не мог сдержать[96]. Он проводил ночи в барах, напиваясь до полубессознательного состояния. Он приставал к собутыльникам, «предлагал выйти», но переоценивал свои способности: одна такая ночная разборка с Майклом Скоттом (будущим президентом Apple) окончилась нокаутом Видлара[97]. К концу десятилетия Видлар пил непрерывно, а свидетелями его пьянства стали тысячи человек. Спорк, как мог, покрывал выходки Видлара и даже вызволял его из-под ареста[98]. Спорк вспоминал в 2002 году:
Он слишком много пил, а я вынужденно терпел это. У меня не было выбора: этот парень, некоторое время, и был National Semiconductor. Однажды на семинаре в Париже мы собрали около 1200 инженеров из Франции и Бельгии … мы сделали ошибку, открыв доступ к бару в обеденный перерыв — во Франции было так принято. И вот он начал пить джин, неразбавленный, большими стаканами, и я понял — быть беде. После обеда он вернулся в зал с полным стаканом джина … я добрался до Питера Спрага [второго человека в иерархии компании], который сидел рядом с Видларом, и сказал ему: «Питер, избавься от этого джина прежде чем Видлар упадёт под стол». Бедный Питер пожертвовал собой и выпил всё до дна. В начале своего выступления Видлар привычно потянулся к стакану, но тот был пуст. Видлар закричал, что он не произнесёт и слова, пока ему не нальют стакан. Выбора не было, пришлось налить ему полный стакан, и он продолжил. Он еле стоял на ногах, но что интересно — даже в таком состоянии он очаровывал слушателя … А потом я повёз его в гостиницу на метро. Он стоял, шатаясь, у самого края платформы, а я стоял сзади, готовый схватить его … Упади он тогда на рельсы, компания бы умерла вместе с ним.[99]
К декабрю 1970 года Видлар принял решение уйти из National Semiconductor. 12 декабря он преподнёс компании «последний подарок». В это время из-за жёстких мер экономии компания отказалась от стрижки газонов перед главным зданием. Видлар, недовольный видом заросшей поляны, на которой он привык парковать свой белый двухместный «мерседес», «занял» у знакомого фермера овцу (в изложении Боба Пиза[англ.] — купил её за шестьдесят долларов) и выпустил её «подстригать газон» National Semiconductor, а заодно пригласил репортёра из San Jose News[англ.][101][88][102]. История попала в газету с комментарием Видлара: «да, овца оставила без работы множество садовников … но она не только стрижёт, она ещё и удобряет!»[103]. Менеджмент компании не оценил инициативу, и однажды ночью овцу «таинственно похитили»[101]. Со временем история овцы Видлара обросла мифическими подробностями. По одной версии, Видлар сам увёз овцу в ближайший бар и то ли просто оставил её там[88][104], то ли разыграл её на дружеском аукционе[101]. По другой версии, овца была козой или даже козлом. Пиз возмущённо отметил, что «это абсурд. Видлар не мог так поступить. Он привёз именно овцу … на заднем сидении своего „мерседеса“!»[105].
Утром 21 декабря 1970 года Видлар и Тэлберт одновременно подали заявления об увольнении. Причины или поводы к их уходу остались тайной[101]. Возможно, толчком послужило публичное размещение акций National на нью-йоркской бирже. Спорк, Видлар и Тэлберт выгодно продали свои взлетевшие в цене акции, но Спорк остался у руля компании, а Видлар и Тэлберт ушли «в никуда»[106]. Видлар сказал лишь, что «мы будем присматриваться … насколько быстро мы вернёмся в строй — зависит от того, насколько интересные предложения будут поступать»[107]. «Возвращение в строй» заняло у Видлара несколько лет. Получив на руки миллион долларов, он уехал в Мексику и обосновался в Пуэрто-Вальярта. В тридцать три года Видлар, наконец, мог сказать с гордостью: «А я не работаю!». Заперевшись в своём доме в Пуэрто-Вальярта, он продолжил в одиночку работать над сложными вопросами схемотехники. Он периодически читал лекции (а точнее — давал представления) в США, где по-прежнему слыл первым среди разработчиков аналоговых схем, но категорически отказывался от предложений постоянной работы:
«Предупреждение: Боб Видлар, изобретатель 709, 101, 105 и 108, не работает на Teledyne. Боб Видлар вообще не работает.»
— из объявления о семинаре Видлара, организованном Teledyne Semiconductor в 1973 году[108]
В ноябре 1974 года Спорк уговорил Видлара вернуться в National Semiconductor. По соглашению сторон, Видлар стал «независимым» консультантом компании, по-прежнему базируясь в Мексике[109]. Вдали от лабораторий и компьютеров он сумел выполнить массу научно-прикладных работ, как в области схемотехники, так и в области физики полупроводников (решения уравнений непрерывности для высоковольтных силовых транзисторов и т. п.)[92]. Видлар часто ездил из Мексики в США и обратно. При пересечении границы пограничники спрашивали Видлара о месте его работы, и прямой ответ «А я не работаю!» поначалу создавал Видлару ненужные проблемы. Поэтому по совету Спорка он заказал себе комплект визиток «агента с большой дороги» фирмы «Генри Моргана и компании», вполне удовлетворивших стражей порядка[109].
В 1981 году Видлар, Добкин и Роберт Суонсон основали Linear Technology. Главным вкладом Видлара в новую компанию стали его нереализованные разработки, созданные в период «консультирования» National Semiconductor. Три года на Linear закончились разочарованием: Видлар был фактически изгнан из компании и потерял право на роялти за свои изобретения, запатентованные за время работы в Linear, но созданные ещё до создания Linear Technology. Добкин, под давлением Суонсона и акционеров, не смог или не захотел помочь ему. Видлар вернулся под крыло National Semiconductor и проработал её консультантом до конца своей жизни. В 1974—1991 годах Видлар разработал для National Semiconductor десятки новых проектов. В 1976 году компания выпустила LM10 — микромощный операционный усилитель и источник опорного напряжения, способный работать при напряжении питания от 1,1 до 40 В, — первый ОУ, полностью пригодный для работы от единственного гальванического элемента на 1,4 В. За ним последовал LM11 — прецизионный биполярный ОУ, рассчитанный на электрометрические измерения. В 1987 году Видлар запустил в производство первый в своём роде мощный (10 А, 80 Вт) операционный усилитель LM12.
В последние годы жизни, со слов знакомых Видлара, он остепенился, бросил пить[110][88] и впервые в жизни завязал стабильные отношения с женщиной[111]. Его ближний круг общения, который никогда не был широк, сузился до нескольких человек. Тэлберт погиб в автокатастрофе в 1989 году, а с Добкиным после ухода из Linear Technology Видлар ни разу не встретился[112].
27 февраля 1991 года тело Видлара было найдено в окрестностях Пуэрто-Вальярты. Десять лет спустя Дэвид Лиддл[англ.] сказал, что «безвременная смерть [Видлара] — сама по себе целая история»[113], но обстоятельства происшествия точно не известны. Автор некролога в The New York Times, ошибочно назвавший Видлара «проектировщиком компьютерных схем», утверждал, ссылаясь на неназванных «друзей Видлара», что тот скончался от сердечного приступа во время пробежки на пляже[114]. Боб Пиз опровергал эту версию: «В действительности, он бегал в горах, и, судя по всему, приступ застал его, когда он спускался вниз по крутому склону. Он упал [под гору] и умер»[115]. Автор «Истории полупроводниковой промышленности» Бо Лоек писал, что Видлар умер, когда бежал вверх, в гору[116].
Комментаторы, лично знавшие Видлара — Пиз, Гиффорд[117], Бо Лоек[118] и другие, — единодушны в том, что основной причиной ранней смерти стало безудержное пьянство в молодые годы. Вторая вероятная причина, по мнению Лоека — унаследованная от отца склонность к болезням сердца[118]. Пиз предположил, что предынфарктное состояние могло быть следствием резкого отказа от алкоголя[119]. Он отрицал предположения о том, что Видлар пил непосредственно перед смертью: «Я не доктор. Но он умер трезвым, что, должно быть, удивило многих его коллег»[120]. То же самое утверждал в 2002 году Гиффорд: «Он не спился и не опустился. Ни в коем случае. Он был в порядке, он был в здравом уме … смерть пришла, когда он жил достойно и трезво»[121]. Два года спустя именно Гиффорд поставил Видлару памятник в Саннивейле, у главного входа в здание Maxim Integrated Products (англ.)[122].