Лихора́дка, лихоманка, трясавица — в славянской мифологии персонифицированная в образе женщины болезнь, вселяющаяся в человека и вызывающая то озноб, то жар.
Отличительная особенность лихорадки — множественность (7, 9, 12, 77 женщин, сестёр, мух, струй воздуха) и изменчивость образа[1]. В заговорах лихорадки могли называться «Дщерьми Иродовыми»[2].
Слово «лихорадка» древнерусского происхождения. Образовано с помощью суффикса -ка от лихорадить — «желать зла», полученного от лихо — «зло» и радить — «желать»[3]. В русском языке XI—XVII веков слово известно в значении «гнойный нарыв, короста», «озноб и жар»[4].
Само число 12 и резко отрицательная семантика «сестёр-трясавиц» связаны с апокрифическим мотивом дочерей царя Ирода. Девы-Иродиады в славянской мифологии — простоволосые женщины дьявольского обличия (крылья летучей мыши, различные уродства[6]). В некоторых заговорах их семь, десять, сорок, семьдесят семь.
Также в народных преданиях лихорадка может ходить и в одиночку. При этом из табуистических соображений её зовут ласкательно-приветливыми словами: добруха, кумоха, сестрица, тётка, гостьюшка, гостейка и др.[7] Славянские заговоры зачастую предполагают изгнание лихорадки в леса, пустыни, болота, тартарары. В работе Афанасьева указывается наличие заговоров против лихорадки также у немцев, индусов, финнов.
Иногда среди лихорадок выделяют «старшую», якобы сидящую прикованную на железном стуле двенадцатью цепями. По поверью, если она порвёт цепи, то поражённый ею человек умрёт[8]. В некоторых заговорах упоминается Жупела — мать и царица лихорадок[6].
Б. А. Рыбаков в книге «Язычество древней Руси» предполагает, что образ лихорадок произошёл в народном сознании из представления о русалках-берегинях[9]. Разновидностью русалок лихорадки называются и в научно-популярной «Энциклопедии сверхъестественных существ»[8]. Связь лихорадок с водоёмами прослеживает по русским заговорам М. Забылин[10].
В статье А. К. Байбурина со ссылкой на работу Д. К. Зеленина приводится традиционный «метод борьбы» с лихорадкой глотанием бумажки с определённой надписью[11]. Д. К. Зеленин приводит также следующие способы лечения лихорадки:
Спину лихорадочного больного мнут мялкой, которую предварительно ставят на куриную нашесть (насест).
Пьют куриный помёт или кладут под подушку дохлую курицу.
По некоторым поверьям, 2 (15) января в Селиверстов день лихорадки выходили из своих подземелий, прячась от мороза. В этот день притолоки кропили наговорённой водой. Считалось, что лихорадки пугались также петушиного крика, лая собак и колокольного звона[6].
Образ лихорадки, в отличие от образа чумы, в славянской традиции слабо выражен и поэтому не отражён в быличках, обрядах и поверьях[12].
заложные покойники, 12 сестёр, проклятых своими родителями;
12 дочерей, проклятых царём Соломоном, они мучаются от проклятия и поэтому мучают других (нижегород.);
дочери ада, сатаны, они прокляты Богом, осуждены ходить по земле до конца света и мучить грешников (рус. Воронеж.);
потопленные в море своим отцом двенадцать дочерей египетского царя Фараона (рус. Владимир., Новгород.);
наиболее распространённое представление книжного происхождения — дочери царя Ирода, проклятые Богом за смерть Иоанна Крестителя и заживо «пожранные землёй», то есть провалившиеся под землю[13].
Агапкина Т. А., Топорков А. Л. Сисиниева молитва от трясовиц и древнерусские индексы ложных книг // Запретное / допускаемое / предписанное в фольклоре. — М.: Издательский центр РГГУ, 2013. (Серия «Традиция-текст-фольклор: типология и семиотика»). С. 197—227.
Топорков А. Л. Иконографический сюжет «Архангел Михаил побивает трясовиц»: генезис, история и социальное функционирование // In Umbra: Демонология как семиотическая система. Альманах. Вып. 1. М.: РГГУ, 2012. С. 247—289.
Торэн М. Д. Об образе лихорадки // Советская этнография. — 1935. — № 1. — С. 107—113.
Шанский Н. М. и др. Заря // Краткий этимологический словарь русского языка. Пособие для учителя / Под ред. чл.-кор. АН СССР С. Г. Бархударова. — М.: Просвещение, 1971. — С. 158.