Новая простота (нем. neue Einfachheit) — музыкальный термин, который используют для описания стилистических особенностей сочинений ряда композиторов, преимущественно немецких, конца 1970-х и начала 1980-х годов, а также других авторов, близких им по духу. Движение возникло в противовес европейскому музыкальному авангарду середины XX века. В качестве синонимов иногда используют следующие понятия: «инклюзивная композиция», «новый романтизм», «новый классицизм», «новая субъективность» (нем. neue Subjektivität), «новый экспрессионизм», «новая тональность», «новая искренность» (нем. neue Innigkeit).
Понятие «новой простоты» впервые ввёл немецкий композитор Ариберт Райман, чтобы охарактеризовать общность работ на тот момент семи композиторов, хотя и не входивших в одно объединение, но писавших, «по зову сердца», стилистически похожую музыку[1]. В эту семёрку входили: Ганс-Юрген фон Бозе[нем.], Ганс-Кристиан фон Дадельсен[нем.], Детлев Мюллер-Сименс[нем.], Вольфганг Рим (единственный композитор из семёрки, которого хорошо знают за пределами Германии), Вольфганг фон Швайниц[нем.], Ульрих Штранц[нем.] и Манфред Троян[нем.]. По сути, эти композиторы стремились к тому, чтобы, с одной стороны, их музыка была понятна слушателям, с другой — чтобы как можно тоньше была грань между первым импульсом создать композицию и конечным результатом, к субъективности. В определённом смысле представители «новой простоты» возвращались к тональному языку XIX века и традиционным музыкальным формам (сонате, симфонии), что противопоставляло их авангардному течению. Оппоненты обвиняли их, прежде всего, в том, что они сильно упростили музыку, а также в бунте против авангарда; другие критики, однако, предполагали, что композиторы семёрки наоборот расширили конструктивистские возможности авангардистов, а не восставали против них[2], поскольку и в авангардной музыке и в музыке «новой простоты» композиторы часто тяготеют к субъективности, подчеркиванию собственного «я».
К представителям «новой простоты» со временем стали относить и ряд композиторов, связанных с Кёльнской школой[нем.], например Вальтера Циммермана, Иоганнеса Фрича[нем.], Ладислава Купковича[нем.], Петера Этвёша, Божидара Дино, Даниэля Хорцемпу[нем.], Джона Макгвайра[англ.], Месси Майгуашку[нем.] и Клеренса Барлова[англ.]. Термин прижился не только в самой Германии, но и за её пределами. Так, «новой простотой» иногда называют музыку Кристофера Фокса[англ.], Джеральда Барри[англ.], Гэвина Брайерса, Кевина Воланса. Некоторых из этих композиторов причисляют также к представителям авангарда, последователям Маурисио Кагеля и Карлхайнца Штокхаузена, других — к последователям Мортона Фельдмана, таким образом, «новая простота» может быть близкой как авангардизму, так и минимализму, хотя родство с первым и оспаривается. Что касается минимализма, то в этом случае прослеживается более тесная связь, хотя есть и различия: минимализм не всегда, но тяготеет к репетитивности, «новая простота» же тяготеет больше к вариативной повторности паттерна[3]. И всё-таки родственной этому направлению довольно часто называют музыку композиторов-минималистов, в особенности представителей духовного минимализма: Арво Пярта, Джона Тавенера и Хенрика Гурецкого. Творчество Валентина Сильвестрова[4], Георгия Дмитриева[5] также иногда подпадает под это понятие. Преображением «новой простоты» доцент кафедры инструментовки Московской военной консерватории Вячеслав Грачёв называет музыку Владимира Мартынова[3]. В том же исследовании Грачёв отмечает, что простота всегда имела два толкования, как отрицательное, так и положительное, и именно второе определение больше в целом подходит для музыкального минимализма.
Вячеслав Грачёв, «Религиозная музыка В. Мартынова: преображение «новой простоты» и минимализма»:
Простота ведь бывает разная. С ней связаны как многие недостатки человека (лукавство, притворство, глупость), так и высокие проявления его духа: святость, предельная ясность мироощущения. Об этом свидетельствуют многие поговорки и обороты в русском языке: «Простота хуже воровства», «Лукавая простота», а в просторечии — «Он совсем опростел». Или, наоборот — в положительном смысле: «Святая простота». В Библии читаем: «Итак, будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Мф. 10:16). А также: «Да просит у Бога, дающего всем просто и без упреков» (Иак. 1:15)[3].
За 15 лет до того как в Германии появился термин «новой простоты», в Дании существовала группа композиторов под тем же названием (дат. Den Ny Enkelhed), куда входили Хеннинг Кристенсен[англ.], Ханс Абрахамсен[англ.], Пелле Гудмундсен-Холмгрин[англ.]. Эта группа так же, как в случае с немецкой семёркой, была оппозиционна авангардистам и, в частности, Дармштадтской школе[нем.], но в отличие от немецких представителей «новой простоты», пытавшихся минимумом средств добиться определённой музыкальной субъективности, датчане своеобразным упрощением хотели создавать беспристрастную музыку[6].
Ещё раньше, в 1930-е годы, в музыкальную терминологию понятие «новой простоты» внёс Сергей Прокофьев: «…о манере изложения: оно должно быть ясным и простым, но не трафаретным… Простота должна быть не старой простотой, а новой простотой»[7].