Римская фортификация включает оборонительные сооружения, созданные в период существования Римской республики и Римской империи. Основным типом римских укреплений был военный лагерь — каструм. Особое значение в римской военной стратегии имели легионерские крепости, служившие базами для римских легионов. Приграничные оборонительные сооружения образовывали систему лимесов. Раздел военной теории, посвящённый устроению лагерей назвался кастраментацией[фр.].
Первые стены Рима были созданы, как сообщает Тит Ливий, уже при основателях города — «Рем в насмешку над братом перескочил через новые стены и Ромул в гневе убил его». В республиканский период, распространив свою власть на юг Апеннин римляне познакомились с образцами греческой фортификации[англ.]. В IV веке до н. э. они восстановили и укрепили греческую крепость в Пестуме и построили каменные стены в Остии. По-видимому, римляне не придавали фортификации определяющего значения, поскольку Страбон писал, что «что не стены защищают людей, а, наоборот, люди защищают стены» (V.7)[1]. К началу I тысячелетия Римская империя охватывала практически всё Средиземноморье и значительную часть Европы. Примерно в правление императора Октавиана Августа (27 до н. э. — 14) римская оборонительная политика приняла консервативный характер, сосредоточившись на сохранении завоёванных территорий. Армия была преобразована, и большая часть легионов была перемещена к границам. В результате была создана огромная цепь приграничных гарнизонов[2]. Хотя при Августе стенами обзавелись многие города Италии и Галлии, защита городов не была приоритетом государства. Они не были похожи на массивные укреплений греческих городов, но представляли собой орнаментированные границы, предмет гордости, преграду для бродяг и разбойников[3].
В каждом отдельном случае применение той или иной оборонительной технологии определялось соображениями экономической целесообразности. В большинстве случаев оптимальным выбором было строительство стен с рвами и башнями[2]. Римские укрепления того периода были простыми полевыми базами, без сооружений активной обороны, назначением которых была поддержка войсковых операций. Во времена Римской республики военные лагеря строились преимущественно квадратными в плане, что, как считалось, было наиболее удобно с точки зрения обороны. Они не предназначались для длительной обороны, и только на востоке, где империи противостоял серьёзный противник — Персия — ситуация была несколько иной[4][5]. В 1908 году немецкий историк Теодор Моммзен сформулировал концепцию лимеса как совокупности легионерских лагерей (castra), замков (castella), путевых станций (stationes), сигнальных и сторожевых башен (turres), военных поселений (canabae) и прочих населённых пунктов (vici), связанных военными дорогами. Такое понимание является наиболее распространённым в настоящее время, хотя и не единственным[6][7].
Со второй половины III века изменился характер военных угроз, стоящих перед Римской империей. В Дакии, провинциях на рейнской и дунайской границах постоянно существовала угроза вторжения германских племён. Начиная с 238 года готы несколько раз прорывали оборону в Мёзии, нанеся римлянам в 251 году чувствительное поражение при Абритте. В результате ослабления границы варвары доходили до Греции и Малой Азии. В Реции и Верхней Германии границы пала около 260 года, в 254 и 270 годах алеманны прорывались через Альпы на Апеннины, франки угрожали Нижней Германии и Галлии, с 286 года саксы разоряли побережье Британии. В таких условиях изменились и методы фортификации[8]. Как отмечает немецкий археолог Х. фон Петриковиц, фортификация востока Римской империи и Африки значительно отличается от западноевропейской римской фортификации[9].дунайской границах постоянно существовала угроза вторжения германских племён. Начиная с 238 года готы несколько раз прорывали оборону в Мёзии, нанеся римлянам в 251 году чувствительное поражение при Абритте. В результате ослабления границы варвары доходили до Греции и Малой Азии. В Реции и Верхней Германии границы пала около 260 года, в 254 и 270 годах алеманны прорывались через Альпы на Апеннины, франки угрожали Нижней Германии и Галлии, с 286 года саксы разоряли побережье Британии. В таких условиях изменились и методы фортификации[8]. Как отмечает немецкий археолог Х. фон Петриковиц, фортификация востока Римской империи и Африки значительно отличается от западноевропейской римской фортификации[9].
С фортификационными сооружениями связана разнообразная терминология:
Ряд терминов встречаются существенно реже или имеют узкий смысл, как, например, fossatum — использовавшиеся в Африке линейные укрепления для защиты сельскохозяйственных угодий от нападений кочевников[20].
До второй половины XX века было распространено мнение, что римские крепости в плане имеют исключительно прямоугольную форму. В результате, опираясь на данную теорию, ранние исследователи нередко не проводили полностью полевые измерения и экстраполировали форму крепостей[24]. Для Сирии основополагающие наблюдения были сделаны в конце XIX — начале XX веков Мельхиором де Вогюэ и Францем Кюмоном, в Месопотамии — Гертрудой Белл, Фридрихом Сарре и Эрнстом Герцфельдом, в Набатее и Аравии — Антоненом Жоссеном[фр.] и Рафаэль Савиньяк[фр.]. Результаты работы археологической экспедиции Принстонского университета (Princeton Expedition to Syria) с описаниями Альфреда фон Домашевского и Говарда Батлера[англ.] были опубликованы в трёх томах в 1904—1909 годах. Вместе с Рудольфом Брюнновым[англ.], Домашевский также занимался описанием крепостей Аравийского лимеса. Будучи сторонником «прямоугольной» теории, он в ряде случаев допустил ошибки при построении планов, исправленные только в конце XX века[25]. Опубликованные в 1920-х годах планы Алоиса Мусила также критиковали за многочисленные неточности[26]. Собранные в 1930—1940-х годах французским иезуитом Антуаном Пуадебра[фр.] в Сирии материалы, в том числе с использованием аэрофотосъёмки, остаются ценным источником, несмотря на ошибочность его интерпретаций[27]. Вклад опиравшегося на выводы Пуадебра Ауреля Стейна в исследование Аравийского лимеса также оценивают противоречиво[28].
В современной историографии среди римских фортов выделяют категорию «легионерских крепостей» (англ. legionary fortress, нем. Legionslager) как место, где квартировался один или несколько римских легионов. Их отнесение к крепостям условно, поскольку легионы, как правило, не занимали оборонительных позиций. Основным письменным источником об их внутреннем устройстве являются описание Полибия (Hist. VI, 27—32), Вегеция (Epit. rei milit. I, 21—25; III, 8) и трактат «De Munitionibus Castrorum[англ.]» Псевдо-Гигина[29]. К описанию Псевдо-Гигина близок план каменной крепости середины I века Новезиум[нем.] (современный Нойс) в Германии, согласно реконструкции Константина Кёнена[нем.][30].
Римские источники выделяют среди легионерских лагерей использовавшиеся в ходе летний кампаний castra aestiva, и зимние квартиры castra hiberna. Военный теоретик Вегеций обе разновидности объединяет в castra stativa, постоянные базы[31]. Легионерские крепости вмещали, в общем случае, более одного легиона, что соответствовало традициям древнеримской армии, в которой под управлением каждого из консулов находилось по два легиона. Стандартная численность легиона с течением времени менялась, достигая во второй половине I века 5120 человек. В то же время, часть подразделений легиона (вексилляции) могли исполнять боевые задачи вне лагеря, тогда как вместе с легионом могли размещаться его вспомогательные подразделения[32]. В республиканский период, когда военные кампании проходили не далеко от Рима, войска распускались по окончании боевых действий. Такому типу военной организации соответствовал простой тип устройства каструма, пример которого обнаружен в Остии. Остийский каструм был построен около 400 года до н. э. и занимал площадь 194 метра на 126 метров. Его планировку образовывали пересекающиеся под прямым углом улицы, заканчивающиеся воротами с башнями[33]. Примером лагеря для двух легионов является Ветера I близ Ксантена в Нижней Германии[34].
Внутренние сооружения римских крепостей располагались в центре укреплённой области, на равном расстоянии от стен. В начале I века начался переход к прямоугольной планировке с выделением трёх частей: претентура (praetentura), центр и ретентура (retentura). На некотором расстоянии от стен выкапывались рвы и устраивались земляные насыпи. При Августе и его предшественниках появилась специальная фортификационная комиссия, представлявшая императору на утверждение проекты крепостей. При строительстве крепости над воротами устанавливалась надпись с именем императора, в правление которого произошло строительство, а также указывались должностные лица, непосредственно отвечавшие за выполнение работ. Подробно принципы фортификации излагаются во второй книге трактата Витрувия. Согласно археологическим данным, в городских укреплениях и военных лагерях использовалось три типа башен: круглые, квадратные и многоугольные. Башни зачастую выступали за периметр стен[4]. В середине I века земляно-деревянные крепости начали сменяться каменными. Характерной особенностью лагерей со времён Траяна стало расположение башен с внутренней стороны укреплений. При императоре Адриане (117—138) было построено множество лагерей и сторожевых башен по всей территории империи. Тенденцией первой половины II века стало постепенное выдвижение наружу башен у ворот, тогда как промежуточные и угловые всё ещё располагались внутри стен[35]. Со второй половины II века развитие римской фортификации происходило в основном в провинциях Северной Африки и Передней Азии. Многие крепости, построенные или расширенные при Марке Аврелии и Луции Вере имели U-образные башни, такие же укрепления продолжили строить и в III—IV веках[36].
В период стабильного существования Римской империи новые городские укрепления не строились, а те, что были построены в эпоху эллинизма пришли в упадок[5]. Ранняя историография для региона восточного Средиземноморья временем возобновления фортификационной деятельности называла, как правило, правление императора Валериана I (253—260), когда готы и герулы начали разорять города Балкан и Малой Азии. Хотя для таких утверждений не было убедительных доказательств, исследователи конца XIX — начала XX веков не видели иного объяснения тому факту, что на строительство стен шли, преимущественно, обломки статуй и храмов. По их мнению, только страх перед варварскими ордами мог заставить римлян разрушать свои святыни[37][38]. По эпиграфическим данным, в 260-е годы были отремонтированы стены многих провинциальных столиц[39].
Поскольку городские стены строились повсеместно в Римской империи вплоть до конца IV века, во многих случаях затруднительно установить причинную связь между вторжениями и фортификационной деятельностью[40]. В настоящее время военная опасность и повсеместный упадок в течение периода «кризиса III века» в качестве единственной причины сооружения укреплений подвергается сомнению. Были выявлены многочисленные случаи, когда возводимые стены не соответствовали непосредственным оборонительным потребностям и являлись, скорее, предметами монументального искусства. С тех пор, как оборонительные армии переместились к границам империи, ранее созданные городские стены утратили свой защитный и обрели символическое значение разделителя внешнего и внутреннего пространства города[41]. Ряд исследователей рассматривали стены в контексте символизма императорской власти, требующей дополнительного утверждения в эпоху политической нестабильности[42]. Примерами такого рода считаются избыточно декорированные стены ряда галло-римских городов, например, стены[фр.] Ле-Мана[43]. В относительно мирный период первой половины IV века стены, целиком сложенные из сполий, получил Афродизиас. По мнению американского археолога Питера Де Стеблера (Peter D. De Staebler), в отсутствие явной военной угрозы, отдать приказ разрушать могилы местные власти могли только ради подтверждения статуса города[37][38]. Наличие укреплений повышало престиж городов и причиной их появления могло быть также повышение статуса города, как у Никомедии, ставшей столицей империи при Диоклетиане[44]. В силу плохой сохранности, датировка позднеримских стен представляет значительную проблему, и для Испании они датируются в широких пределах от середины III века до начала V века[45]. Существование римских городских стен в южных провинциях Галлии оспаривается[46].