Стиль этой статьи неэнциклопедичен или нарушает нормы литературного русского языка. |
Технологический утопизм (техно-утопизм; англ. Technological utopianism) — относится к любой идеологии, основанной на убеждении, что достижения в области науки и техники в конечном счёте приведут к утопии или помогут реализовать тот или иной утопический идеал. Таким образом, технологическая утопия является идеальным обществом, в котором законы, государственные и социально-бытовые условия работают исключительно на благо всех граждан. Предполагается, что подобная утопия может быть установлена в ближайшем или далеком будущем, когда передовые науки и технологии сделают возможным существование подобного идеального уровня жизни, который может включать ресурсно-ориентированную экономику, преобразования в человеческой природе, прекращение страдания и даже бессмертие.
В конце XX — начале XXI вв., несколько идеологий и движений, таких как «контркультура киберделия» (англ. cybernetics — кибернетика и psychedelia — психоделия), «Калифорнийская» идеология, трансгуманизм[1] и технологическая сингулярность, появились в поддержку идей технологического утопизма. По утверждению культурного критика Имре Шеман «технологический утопизм является иррациональной реальностью, так как в его поддержку не существует никаких доказательств». Он приходит к выводу о том, что современное общество слишком доверяет технологическому прогрессу в преодолении проблем, несмотря на все доказательства обратного.[2]
Карл Маркс полагал, что наука и демократия являются правой и левой рукой того, что он называл «переходом от царства необходимости в царство свободы». Он утверждал, что достижения в области науки помогли избавиться от верховенства монархов и власти христианской церкви.[3]
Либералы XIX века, социалисты и республиканцы часто являлись сторонниками техно-утопизма. Радикалы, например Джозеф Пристли, выступая за демократию, занимались научным исследованием. Роберт Оуэн, Шарль Фурье и Анри де Сен-Симон в начале XIX века вдохновили коммуналистов своим мотивированным видением будущего научно-технического развития человечества. Радикалы использовали теорию эволюции Дарвина для проверки идеи социального прогресса. Социалистическая утопия Эдварда Беллами в «Взгляд на прошлое», вдохновившая сотни социалистических клубов и национальную политическую партию в США в конце 19-го века, была так же высокотехнологична, как и воображение Беллами. Для Беллами и членов Фабианского общества, к социализму нужно было прийти как к безболезненный следствие промышленного развития.[3]
Марксисты утверждали, что развитие технологии заложило основу не только для создания нового общества, с различными отношениями собственности, но и для появления новых людей соединённых с природой и с собой. Главной задачей набирающих силу пролетариев было «быстрейшее, насколько возможно, увеличение суммы производительных сил». Левые, начиная социал-демократами и заканчивая коммунистами, в XIX — начале XX вв, стремились к индустриализации, экономическому развитию и продвижению интеллекта, науки и идеи прогресса.[3]
Некоторые технологические утописты продвигали идеи евгеники. Основываясь на исследованиях целых семей, Джук и Каликак, наука доказала, что многие черты, такие как склонность к преступлениям и алкоголизм передаются по наследству. Многие выступали за стерилизацию тех, кто демонстрировал отрицательные черты. Программы по насильственному сокращению деторождения были реализованы в нескольких штатах в США.[4]
В таких работах как «Облик грядущего» Герберт Уэллс продвигал идеи технологического утопизма.
Ужасы XX-го века — диктатуры режимов, мировые войны — заставили многих отказаться от оптимизма. Холокост, по словам Теодора Адорно, казалось, разрушил идеал Кондорсе и других мыслителей эпохи Просвещения, которая обычно приравнивается к симбиозу научного и социального прогресса.[5]
«Голиаф тоталитарного контроля будет быстро повергнут Давидом микрочипа»
Рональд Рейган, The Guardian, 14 июня 1989
Движение техно-утопизма вновь расцвело культуре Дотком 1990-х годов, особенно на Западном побережье США, в районе Кремниевой долины. Калифорнийская Идеология являлась набором убеждений, сочетающих богемные и анти-авторитарных течения контркультуры 1960-х вместе с техно-утопизмом и поддержкой либертарианской экономической политики. Движение нашло поддержку, и даже активно продвигалось на страницах журнала Wired, основанного в Сан-Франциско в 1993 году, в течение ряда лет «библии» для приверженцев технологического утопизма.[6][7][8]
Именно эта форма техно-утопизма отражает убеждение, что изменения в технологической сфере ведут за собой изменения в человеческой, и что цифровые технологии в частности — скромным предвестником которых в те времена был Интернет — приведут к повышению личной свободы, освободив человека от бюрократизма «большого правительства.»
Традиционная иерархия будет разрушена «работниками умственного труда»; цифровые коммуникации позволят им сбежать из современного города, «устаревшего остатка индустриальной эпохи».[6][7][8]
Приверженцы утверждают, что технологический утопизм превосходит привычное деление на «право и лево» в политике, так как представляет саму политику устаревшей. Тем не менее, движение внезапно начало привлекать большое количество правых либертарианской. Из-за этого техно- утописты зачастую враждебны к государственному регулированию и не верят в превосходство системы свободного рынка. Видные представители движения того времени — Джордж Гилдер и Кевин Келли, редактор журнала Wired, который также опубликовал несколько книг.[6][7][8]
Во время расцвета движения дот-ком в конце 1990-х, техно-утопизм тоже был популярен, но, в основном, у небольшой доли населения — сотрудников интернет-стартапов и тех, кому принадлежала большая часть высокотехнологичных компаний. Затем последовал биржевой крах, что заставило многих приверженцев движения несколько умерить некоторые из своих убеждений перед лицом возвращения традиционной экономической реальности.[7][8]
В конце 1990-х и особенно в первое десятилетие XX-го века, идеи техно-реализма и техно-прогрессивизма стали вновь популярны среди сторонников технического прогресса как критической альтернативы техно-утопизму.[9][10] Тем не менее, благодаря новых технологическим разработкам и их влиянию на общество, технологический утопизм продолжает существовать и в XXI веке. Например, несколько журналистов и публицистов, специализирующихся в сфере технологий (такие как Марк Пеше), восприняли появление WikiLeaks и утечку дипломатических телеграмм США в начале декабря 2010, как причину для создания техно-утопического прозрачного общества.[11] Кибер-утопизм, впервые придуманный Евгением Морозовым, является ещё одним примером, в частности, в отношении Интернета и социальных сетей.
Бернард Гендрон, профессор философии в Университете Висконсин-Милуоки, в конце XX — начале XXI вв. определил четыре принципа современных технологических утопистов следующим образом:[12]
По мнению критиков, движение мало что может сказать о воздействии технологий на окружающую среду,[13] и что его идеи имеют мало отношения к большей, относительно бедной, части мира.[6][7][8]
В спорной статье «Реальность ограбила техно-утопистов», появившейся на сайте Wall Street Journal, Гордон Кровиц исследует понятие нарушения свободы слова при отключении социальных сетей для прекращения насилия. В результате беспорядков в нескольких британских городах, премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон заявил, что правительство должно иметь активности, так как ситуацию необходимо сдерживать. Среди пользователей Твиттера был проведён опрос с целью выяснить, необходимо ли временно закрывать службу или дать возможность обсудить знаменитое телевизионное шоу The X Factor. Итог показал, что большинство выбрало The X Factor. Таким образом, негативным социальным последствием технологической утопии является настолько высокая привязанность общества к технологии, что мы просто не можем быть разделены даже для общего блага. И хотя многие приверженцы идей техно-утопии хотели бы верить в то, что цифровые технологии служат на общее благо, они также могут быть использованы во вред обществу.[14] Философ Томас Гоббс отмечал, что без соблюдения правил упорядоченной свободы, жизнь является «одинокой, бедной, противной, жестокой и короткой», что можно отнести и к онлайн, и к реальному миру.[15]
Помимо этого, критики включает беспокойство человеческого фактора, так как техно-утопия может уменьшить человеческий контакт, что приведёт к отдалению общества. Другой страх — степень доверия общества технологиям при сценарии техно-утопии.[16] Подобную критику иногда называют анти-технологическая утопией или технологической антиутопией.
Даже сегодня можно наблюдать негативные социальные последствия идей технологической утопии. Опосредованные коммуникации, такие как телефонные звонки, обмен мгновенными и текстовыми сообщениями являются шагами к утопичному миру, в котором можно легко связаться с кем-либо, независимо от времени и местоположения. Тем не менее, опосредованная коммуникация стирает многие аспекты, необходимые для передачи сообщений. Большинство способов передачи текста, электронная почта и мгновенные сообщения передают меньше невербальных сигналов о чувствах говорящего, чем если то же самое сообщение передать лицом к лицу[16]. Таким образом, сообщение легко может быть неправильно воспринято. При отсутствии интонации, языка тела и контексте обстановки, вероятность непонимания гораздо выше, что делает общение менее эффективным. На самом деле, опосредованные технологии можно отнести к признакам антиутопии, из-за вреда эффективному межличностному общению.