Зинаида Шарко | |
---|---|
![]() | |
Имя при рождении | Зинаида Максимовна Шарко |
Дата рождения | 14 мая 1929[1][2] |
Место рождения | |
Дата смерти | 4 августа 2016[2] (87 лет) |
Место смерти | Санкт-Петербург, Россия |
Гражданство | |
Профессия | |
Годы активности | 1947—2009 |
Театр | БДТ им. Г. А. Товстоногова |
Награды | |
IMDb | ID 0788835 |
Автограф |
![]() |
![]() |
Зинаи́да Макси́мовна Шарко́ (14 мая 1929, Ростов-на-Дону — 4 августа 2016, Санкт-Петербург) — советская и российская актриса театра и кино; народная артистка РСФСР (1980)[3], лауреат Международной премии имени К. С. Станиславского «За вклад в театральное искусство» (1997) и театральной премии «Золотая маска» (2013)[4].
В течение нескольких десятилетий, при Георгии Товстоногове, Зинаида Шарко была одной из ведущих актрис Большого драматического театра; среди лучших театральных работ — Тамара и Ольга в спектаклях Товстоногова «Пять вечеров» (первая исполнительница роли Тамары) и «Три сестры».
Кинозрителям актриса известна прежде всего как исполнительница главной роли в фильме Киры Муратовой «Долгие проводы»; за главную женскую роль в фильме Виталия Мельникова «Луной был полон сад» была удостоена ряда кинопремий, в том числе «Ники» и «Золотого овна»[4].
Зинаида Шарко родилась 14 мая 1929 года в Ростове-на-Дону в семье Шарко Максима Алексеевича (1905—1974). С 1934 года Зинаида живёт в городе Туапсе Краснодарского края, куда её отец после окончания школы военизированной пожарной охраны НКВД СССР в городе Ленинграде был направлен на нефтеперегонный завод на должность помощника начальника ведомственной пожарной команды. В 1939 году Зинаида вместе с родителями переехала в город Чебоксары[5][6] Чувашской АССР, куда её отца по окончании курсов усовершенствования командного состава направили на должность начальника отдела пожарной охраны при НКВД Чувашской АССР[7][5][6]. Любовь к театру будущей актрисе привила школьная учительница, она же ещё в предвоенные годы увлекла самодеятельностью. После начала Великой Отечественной войны с детским ансамблем песни и пляски при чебоксарском Доме пионеров Зинаида Шарко участвовала в концертах для раненых в госпиталях. За эти концерты, в общей сложности 900, она была награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», которую и 65 лет спустя назовёт самой дорогой из своих наград[5][8].
В 1947-м, окончив с золотой медалью женскую школу № 1 в Чебоксарах, Зинаида Шарко, с детства мечтавшая о Художественном театре, невзирая на протесты родителей («мы думали, из тебя человек получится»), отправилась в Москву поступать в Школу-студию МХАТ[6]. Но, увидев в приёмной секретаршу, позволившую себе в «храме искусства» грызть солёный огурец, юная Шарко в негодовании покинула «осквернённый храм»[9]. Годы спустя, в полной мере сознавая наивность и даже несправедливость своей бескомпромиссности в голодном 1947-м, актриса ни о чём не жалела: именно с этого протеста, по свидетельству самой Шарко, началась та цепь счастливых случайностей, которая помогла ей найти «абсолютно своего» режиссёра[10]. Сначала этот протест привёл её в Ленинградский театральный институт, в мастерскую выдающегося театрального педагога Б. В. Зона, который помог своей ученице, мечтавшей стать новой Аллой Тарасовой, обрести собственное лицо[5][9]. По словам Шарко, Зон из своих учеников растил не только профессионалов, но и людей, помогая им расширять своё «внутреннее пространство», не замыкаться на театре[6]. Среди однокурсниц была Эмма Попова, которую десятилетия спустя Зинаида Шарко назовёт «великой русской актрисой»; и уже в те годы им пришлось соперничать — бороться с переменным успехом за колокольчик, который каждый год вручали лучшему студенту[11].
В 1950 году Зон направил Шарко, студентку третьего курса, на практику в Ленинградский областной гастрольный театр, что было в те времена в институте скорее исключением, чем правилом[10]. На один из спектаклей с её участием пришла известная в то время эстрадная актриса и режиссёр Лидия Атманаки, искавшая артистов для нового эстрадного театра при Ленконцерте, аналогичного Театру миниатюр А. Райкина, — возможность сыграть восемь разных ролей в одном спектакле («Каждый день» по пьесе В. Полякова) увлекла начинающую актрису, как и перспектива гастролей по всей стране. Меньше всего Шарко, по собственному её признанию, заинтересовало имя режиссёра, ставившего спектакль[10]; но им оказался Георгий Товстоногов, в то время художественный руководитель Ленинградского театра имени Ленинского комсомола. Эта случайная встреча определила дальнейшую судьбу актрисы, хотя и не сразу: пригласив Шарко в свой театр и предложив для начала две интересные роли, Товстоногов позже телеграммой сообщил, что обстоятельства изменились и совместная работа откладывается «до лучших времён»[10]. И Шарко в 1952 году приняла приглашение другогоо выдающегося режиссёра — Николая Акимова, годом раньше возглавившего Театр имени Ленсовета[12].
Сотрудничество с Акимовым оказалось недолгим: уже в 1955 году он получил возможность вернуться в любимый Театр Комедии, и тем не менее этот период в биографии Шарко был столь же плодотворным, сколь и успешным: уже в первом спектакле, «Не называя фамилий» (1952), её заметили критики[9][12]. Недостатка в ролях Шарко не испытывала, но из спектаклей, поставленных главным режиссёром, ей довелось сыграть лишь в одном[10]; на вопрос «почему?» Акимов, по свидетельству актрисы, ответил: «Зиночка, если я попрошу Короткевич встать на голову, она немедленно встанет, а вы непременно спросите: „Почему?“»[6].
Уже в ранних ролях критики отмечали склонность актрисы к эксцентрике, к неожиданным раскрытиям характера, её способность «взрывать» роль изнутри и обнаруживать драматизм в комедийных персонажах. «Многие режиссёры, — писала в 1973 году Т. Марченко, — на опыте узнали — стоит „впустить“ Шарко в спектакль, как она, того и гляди, перевернёт его „вверх дном“»[9]. Претензии по этой части были не только у Акимова к Шарко, но и у Шарко к Акимову: «Однажды он всё-таки дал мне роль в своём спектакле. И на первую же репетицию принёс эскиз моего персонажа — картинку, небольшой портретик. Он уже без меня придумал мой характер, как художник, нарисовал его на бумаге, и мне теперь ничего не оставалось, как втиснуть себя в то, что он себе представлял»[10].
В феврале 1956 года Георгий Товстоногов был назначен художественным руководителем Большого драматического театра имени Горького[13] и в том же году, в сентябре, пригласил в БДТ Шарко[10].
Независимого и уже поплатившегося за свою независимость Акимова раздражали спектакли, обеспечившие Товстоногову за годы работы в Ленинградском «Ленкоме» благосклонность партийного руководства города: «Из искры…», «Дорогой бессмертия», «Гибель эскадры» и т. д. ; когда Зинаида Шарко сообщила о своём намерении перейти в БДТ, Акимов напутствовал её словами: «Ну что ж, если хочешь всю жизнь ходить под красными знамёнами и петь революционные песни, то иди, благословляю»[14][10].
Но переход Товстоногова в Большой драматический по времени совпал с началом «оттепели»; от постановок пропагандистского характера никто не освобождал его и в дальнейшем, но не они определяли лицо театра[15], и десятилетия спустя Зинаида Шарко напутствие Акимова вспоминала с улыбкой: «И я с готовностью встала „под знамёна“. Сначала — володинских „Пяти вечеров“ с их „упадничеством, пессимизмом, копанием в грязном бельишке каких-то ничтожеств“, как утверждала советская пресса, и спела свою „революционную песню“ — „Миленький ты мой“. Потом — „Трёх мешков сорной пшеницы“ с их „антисоветчиной, клеветой на наш строй, искажением исторических фактов, так как всем известно, что в 1947 году в стране не было голода — сложились благоприятные климатические условия, обеспечившие богатый урожай“, и спела свой плач… И наконец — „Римской комедии“, которую зритель не увидел вообще: спектакль был запрещён ещё на генеральной репетиции»[10].
В 1956 году Товстоногов ещё только начинал формировать свою труппу, и тем не менее уже в первом поставленном им спектакле, комедии А. Жери «Шестой этаж», Шарко увидела «шесть замечательных актрис самых разных амплуа». Неопределённость перспектив в такой труппе Шарко не смутила: она нашла своего режиссёра[10], — который, несмотря на репутацию деспота и диктатора, ценил в актёрах способность к импровизационному поиску и умел сделать их соавторами спектакля[16]. 31 декабря состоялся её дебют на сцене БДТ — в комедии Н. Винникова «Когда цветёт акация».
В первый же год Шарко сыграла 5 ролей, в том числе Мели в «Эзопе» — спектакле, ставшем событием театральной и не только театральной жизни; трудности начались позже. В БДТ у Товстоногова, пишет Е. Горфункель, было несколько «главных» актрис: ещё до его прихода на сцене театра блистала красавица Нина Ольхина, успела ярко заявить о себе и Людмила Макарова, Шарко стала первой актрисой «товстоноговского призыва», но в 1959 году он пригласил Татьяну Доронину, а в 1962-м — Эмму Попову, ведущую актрису Театра имени Комиссаржевской[17]; в 1966 году Доронина покинула БДТ, но пришла Валентина Ковель — яркая характерная актриса. В другом театре любая из них могла быть «примадонной», здесь же приходилось делить и роли, и успех — как в знаменитых товстоноговских «Трёх сёстрах», где Ольгу играла Шарко, Машу — Доронина, Ирину — Попова, а Наташу — Макарова, и каждая из них, по оценкам критиков, сыграла в спектакле одну из лучших своих ролей[9][18][19][20].
В 70-х годах Шарко постепенно переходила на возрастные роли, и не столько из-за возраста, он был невелик, сколько из-за постоянно обострявшейся конкуренции: в пьесе И. Эркеня «Кошки-мышки» её героиня, Эржебет Орбан, была на 25 лет старше исполнительницы[17]. На смену матерям и тётям — в спектаклях по пьесам «Валентин и Валентина» М. Рощина, «Фантазии Фарятьева» А. Соколовой, «Жестокие игры» А. Арбузова — постепенно приходили бабушки, и в чеховском «Дяде Ване» в 1982 году она уже играла старую няню[10]. По мнению критика, на сцене БДТ Шарко сыграла меньше, чем могла бы сыграть[17], — но то же самое, считает Владимир Рецептер, можно было сказать о подавляющем большинстве актёров этой слишком богатой яркими индивидуальностями труппы; нередко по этой причине артисты покидали БДТ[21]. В глазах Шарко и неосуществлённые актёрские мечты искупались принадлежностью к «величайшей в мире труппе» «лучшего театра страны»[22][23], — тридцать три года под руководством Товстоногова актриса называла тридцатью тремя годами счастья[10].
Жизнь кончилась в мае 1989-го. Я несколько лет была в прострации. Ощущение конца, чувство, что дальше ничего не будет, и счастья, что это было. Личная драма? Одна закончилась — будет другая, а тут ничего другого быть уже не могло.
23 мая 1989 года не стало Георгия Товстоногова, этот день подвёл черту под «золотым веком» Большого драматического[25]: «…Вместе с Товстоноговым, — пишет Е. Горфункель, — умерло его искусство, его Театр, о котором те, кто его знал, будут говорить в прошедшем времени, утешаясь благодарностью…»[26] Глубокий кризис в конце столетия переживала, по словам А. Смелянского, сама идея «театра-дома», или «театра-храма», — та основополагающая для русского театра XX века идея, с которой был кровно связан товстоноговский БДТ[27]; закончилась «прекрасная, великая эпоха отечественного театра»[28]. С началом экономических реформ перед Большим драматическим встал уже вопрос не о лидерстве в театральном процессе, а о простом выживании[17]; на протяжении 15 лет в театре не было главного режиссёра, — спектакли нередко ставили режиссёры случайные. В 2000 году в одном из интервью Зинаида Шарко говорила: «Уже десять лет мы без Товстоногова, и десять лет приходят и уходят режиссёры. Всё упирается в деньги. За постановку востребованный режиссёр получает 15 тысяч долларов. Скажите, зачем ему эта дырка в голове под названием БДТ? Он же не Николай Павлович Акимов, для которого театр был жизнью…»[5] Да и режиссёрам было непросто работать с ветеранами товстоноговской труппы: сравнение оказывалось не в их пользу[29].
Спектакли, поставленные Товстоноговым или при нём, постепенно сходили со сцены, новых ролей становилось всё меньше. В 2005 году Николай Пинигин поставил «Квартет» Р. Харвуда, в котором уже немолодые артисты — Зинаида Шарко, Алиса Фрейндлих, Олег Басилашвили и Кирилл Лавров (позже его заменил Валерий Ивченко), помнившие лучшие времена БДТ, — играли звёзд оперной сцены, у которых триумфы и блистательные победы остались в прошлом; играли, по словам критика, жизнь «после славы, или после жизни», нарушенную неожиданным предложением исполнить в концерте знаменитый квартет из «Риголетто»[17].
В январе 2006 года спектакль был показан в Москве, в помещении Театра Сатиры. «В финале, — писала в те дни „Независимая газета“, — овация длится минут десять, не меньше. В московском Театре Сатиры подобных аншлагов, говорят, и не помнят». Для Зинаиды Шарко самым прекрасным оказалось другое: «…Когда кричали: „Браво БДТ!“ Не „Браво, Фрейндлих“ или „Браво, Басилашвили“, а именно БДТ»[29].
Недостаток ролей в родном театре актриса компенсировала участием в антрепризах, выступала на сцене петербургского театра «Приют Комедианта». С антрепризным спектаклем «Старая дева» по пьесе Н. Птушкиной «Пока она умирала», где её партнёршей стала Инна Чурикова, Шарко много и успешно гастролировала в России и за рубежом — в Германии, Канаде, США…[17] Но, как утверждает А. Цыбульская в американском «Вестнике», это был успех не пьесы и не спектакля, а исполнителей главных ролей: «Актёрская игра словно отделяется от драматургии, оставаясь высоко художественной и правдивой … Комедийно-лирические эпизоды актёры сумели расцветить богатством собственного душевного мира, живостью и психологической точностью воображения. Обаянием и глубиной своих индивидуальностей они заполнили, увы, явно картонные клише»[30].
В 2009 году, к юбилею, БДТ преподнёс Зинаиде Шарко подарок: возобновил спектакль «Кошки-мышки» по пьесе И. Эркеня, поставленный Юрием Аксёновым ещё в 1974 году[17]. Эржебет Орбан стала последней её ролью на сцене Большого драматического[4]. В 2014 году были изданы мемуары актрисы — «Мои анкетные данные»[4].
Зинаида Шарко умерла 4 августа 2016 года в Санкт-Петербурге после продолжительной болезни. Похоронена на Большеохтинском кладбище в Санкт-Петербурге[31]. Летом 2022 года на могиле актрисы установили новый памятник с её портретом в авангардном стиле. Автор портрета — актёр и художник Анатолий Гаричев[32].
Отец — Максим Алексеевич Шарко (1905—1974) Родился в деревне Нижнее Солёное Изюмского уезда Харьковской губернии, был 14-м сыном в семье крестьян. Работать по найму начал с 13 лет у кулаков на хуторе; в 1932 году устроился на работу бойцом пожарной охраны завода Ростсельмаш в городе Ростов-на-Дону. С 1939 по 1974 год проживал в Чебоксарах. Был похоронен на чебоксарском кладбище № 2. [источник не указан 530 дней]
Муж (1953—1960)[33] — актёр Театра имени Ленинского комсомола и режиссёр Игорь Владимиров; в 1956—1960 годах они служили в одном театре: перейдя в БДТ, Товстоногов взял с собой и Владимирова — в качестве режиссёра-стажёра[34]. Шарко играла в спектаклях, поставленных Владимировым в Большом драматическом: «Когда горит сердце» по роману В. Кина «По ту сторону», «В поисках радости» по пьесе В. Розова, «Дали неоглядные» по пьесе Н. Вирты.
Сын — Иван, внуки — Мария и Тимофей. По признанию актрисы, она гордилась тем, что ни сына, ни внуков «не пустила» в актёры: слишком зависимая и потому унизительная профессия[5][8].
Фактический муж (1961—1968) Сергей Юрский; вместе они выступали не только на сцене БДТ, составив, в частности, блестящий дуэт в «Божественной комедии» И. В. Штока, но и на концертной эстраде, были непременными участниками популярных в те годы актёрских капустников, которые ставил Александр Белинский[35][33].
В творческой биографии Зинаиды Шарко не было роли, которая в одночасье сделала её знаменитой: известность и признание приходили к ней постепенно, — но была роль, вошедшая в историю советского театра, описанная в учебниках, ставшая откровением, как и сам спектакль — «Пять вечеров» по пьесе Александра Володина[37], один из тех спектаклей, которые, по словам А. Смелянского, «непререкаемо возвели Товстоногова и его театр в ранг первой сцены страны»[38].
Не все, отмечает Н. Старосельская, в 1959 году задумывались над тем, откуда после 17-летнего отсутствия вернулся герой Ефима Копеляна — Ильин, из каких таких отдалённых мест, и принимали на веру его слова о романтике дальних дорог — спектакль волновал независимо от понимания подтекста, и в первую очередь героиня Шарко: «Сколько же слёз, — пишет критик, — было пролито над её песенкой, в которой одинокая женщина просила „миленького“ взять её в далёкие края… В этих словах была простая история любви и одиночества, определённых вот так сложившимися обстоятельствами. Как у тысяч и тысяч женщин, потерявших своих любимых не только в войну…»[39]. А драматург впоследствии говорил, что его Тамару создала Шарко, открывшая в героине и в пьесе в целом нечто такое значительное, чего он и сам не подозревал[9].
Актриса широкого диапазона, Зинаида Шарко с равным успехом могла выступать в самых разных амплуа; Зон видел в своей ученице прежде всего характерную актрису[11], и первые её роли, как в Театре им. Ленсовета, так и в БДТ, были преимущественно острохарактерными; сама Шарко боролась за право играть драматические роли, и это право признал за ней Товстоногов, поручив главную роль в «Пяти вечерах». Она всегда была и прекрасной комедийной актрисой, хотя её участие в спектакле любую комедию могло превратить в трагикомедию[9][37]. Вспоминая, как становилась «под знамёна» в товстоноговском БДТ, Шарко не упомянула спектакль, в котором знамёна реально присутствовали на сцене, — «Божественную комедию» Исидора Штока. Очевидцы описывают этот спектакль как праздник театральности, сравнимый с вахтанговской «Принцессой Турандот», и даже как актёрский капустник, дерзко выпущенный на большую театральную сцену. «Во время первого посещения Богом земли, — пишет Н. Старосельская, — его встречала восторженная толпа со знамёнами, на которых было начертано: „Да здравствует наш великий бог, создатель и друг!“, а появление Господа в окружении „ангелов в штатском“, оттиравших толпу за кулисы, дабы не мешали творцу рассматривать им созданное, — было узнаваемо, злободневно и потому по-настоящему смешно»[35]. Зинаида Шарко играла в «Божественной комедии» двух женщин — самую первую, оказавшуюся слишком своенравной, слишком независимой и за то отправленную в небытие, и хитроумную Еву, которая, извлекая уроки из опыта предшественницы, училась лицемерить и управлять Адамом исподволь. «А в весёлую „капустническую“ атмосферу спектакля, — вспоминала Т. Марченко, — вдруг вторгалась пронзительная нотка сожаления о первой — и сразу уничтоженной — человеческой личности»[9].
Шарко во все времена предпочитала играть современниц и неуютно чувствовала себя в исторических костюмах[17]; но современницами для неё были и Катя Редозубова в «оттепельных» «Варварах» А. М. Горького — девушка, нашедшая в себе силы бежать от деспота-отца в некую не очень определённую «лучшую жизнь»[40], и Ольга в чеховских «Трёх сёстрах», бросившая, по словам критика, вызов жизни, но не нашедшая способа его реально осуществить[17][41][42].
«Три сестры», поставленные Товстоноговым на исходе «оттепели», в 1965 году, стали, по определению А. Смелянского, трагедией всеобщего паралича воли, неспособности к сопротивлению[44]; Шарко играла в этом спектакле «капитана тонущего корабля» (как определил её роль режиссёр)[17], лучше всех сознающего иллюзорность надежд на спасение, но и ответственного — в прочтении Товстоногова — за то, что спасение не состоялось[44]. Критики отмечали, что героини Шарко нередко становились уязвимыми из-за собственной твёрдости и упорства, — что вполне соответствовало характеру самой актрисы; и в «Трёх сёстрах» она оставалась верна себе: её Ольгу, словно закованную в броню — с напряжённо выпрямленной спиной и непреклонно вскинутой головой, надламывали не столько обстоятельства, сколько собственная непреклонность, уровень и масштаб притязаний[41]. «В споре из-за няньки, — писала Т. Марченко, — её Ольга и трагична, и смешна одновременно. Вот она решительно двинулась навстречу Наташе, кажется, вот-вот поставит на место эту зарвавшуюся особу, но… неожиданно свернула, прошла мимо, и язык её лепечет совсем не те, какие следовало бы, слова. Иначе она не может, пресечь чужую наглость ей мешает собственное воспитание, духовная деликатность, утончённость…»[9]. В этом жёстком и горьком спектакле роль Ольги требовала от Шарко уже не драматического темперамента и даже не способности раскрывать всю боль и всю тоску «за простенькими разговорами», как в «Пяти вечерах», — здесь режиссёр, по словам К. Л. Рудницкого, «по капельке цедил сценические секунды, прерывал разговоры долгими, содержательными паузами»[45], и у Шарко в этой роли, свидетельствует Т. Марченко, самыми сильными оказались паузы[9].
На сцене БДТ Зинаида Шарко сыграла немало главных женских ролей, в том числе в спектакле «Сколько лет, сколько зим» по пьесе В. Пановой и в «Четвёртом» К. Симонова, но одной из самых дорогих и самых запомнившихся — тем, кто видел её в полном объёме, — стала небольшая и, как отметил критик, «странная, символическая» роль колхозницы Маньки, специально для неё сочинённая Товстоноговым[46], в спектакле «Три мешка сорной пшеницы» по повести Владимира Тендрякова. Этот спектакль — о послевоенном голоде в деревне и послевоенных репрессиях — вызвал сильное раздражение у партийных чиновников, Товстоногову с трудом, ценой многочисленных уступок, удалось спасти его[47], и едва ли не сильнее всего раздражал переворачивавший душу «плач» Маньки (подслушанный Валерием Гаврилиным в русских деревнях[48]) в сцене ареста председателя колхоза, не сдавшего государству, припрятавшего для умирающих от голода колхозников три мешка сорной пшеницы[46]. В конце концов режиссёра заставили удалить Шарко из этой сцены[10]. В своих воспоминаниях актриса рассказывает, как умоляла Товстоногова хотя бы в одном спектакле разрешить ей сыграть роль с плачем: «Если кто-нибудь возникнет, валите на меня, скажите: у меня артистка дура, у неё бывают заскоки с памятью, в конце концов, добавьте, что я на учёте в Бехтеревке»[10]. Но, не желая навлекать неприятности на любимого режиссёра, «капризная и упрямая» Шарко за многие годы существования спектакля так ни разу и не нарушила запрет, — слышанный немногими, этот плач стал одной из театральных легенд: иные уже и не помнят, кого именно оплакивала Манька и по какому поводу, но это уже неважно[17][40].
В кино Зинаида Шарко снималась сравнительно мало — в частности, из-за того, что режиссёры находили её некиногеничной[5]. Кинодебют Шарко состоялся в 1954 году в маленькой, даже не указанной в титрах роли почтовой служащей в фильме «Мы с вами где-то встречались». Такие же эпизодические роли на протяжении 50—60-х годов Шарко сыграла ещё в нескольких фильмах, в том числе продавщицу мороженого в «Старике Хоттабыче». Лишь в 1970 году Кира Муратова предложила ей главную роль в своих «Долгих проводах»; но вышедший на экраны в 1971 году фильм был тут же отправлен на полку на долгие 16 лет; увидеть лучшую работу Шарко тогда успели лишь очень немногие[9]. Но ещё в 1973 году критик Т. Марченко отмечала: «Шарко, в пределах отведённого ей сценарного материала, играла удивительно тонко. Она раскрывала характер слабый — и по-детски непосредственный, склонный к фантазиям и неожиданным поступкам, душевно уязвимый и отчаянно бесшабашный, открытый и закрытый одновременно. Порой кажется, что она моложе своего сына-подростка, порой отчётливо видно, какие глубокие борозды оставила на её лице и душе жизнь…»[9] Схожими оказались не только характеры героини и актрисы — Кира Муратова назвала Шарко капризной, упрямой, взбалмошной и нелепой[17], — но и жизненные ситуации: как раз в это время сын Ваня потянулся к отцу. «Когда в перерывах между съёмками приезжала домой, — вспоминала Шарко, — и у нас возникали скандалы, он был убеждён, что я на нём репетирую, хотя это было чудовищное совпадение»[33].
Несмотря на некиногеничность, с середины 70-х годов Зинаиду Шарко постоянно приглашали в кино, правда, преимущественно на небольшие роли; после «Долгих проводов» наиболее значительной работой стала ещё одна нелепая и несчастная мать — в фильме Ильи Авербаха «Фантазии Фарятьева» (на сцене БДТ, в спектакле, поставленном Сергеем Юрским, Шарко в это время играла тётю Фарятьева). Сергей Урсуляк, работавший с Шарко в фильме «Сочинение ко Дню Победы», её проблему определил иначе: слишком яркая индивидуальность, «Зинаида Максимовна заполняет пространство собой»[49].
Успех в кинематографе к актрисе неожиданно пришёл в 2000 году, с выходом на экраны фильма Виталия Мельникова «Луной был полон сад». Правда, сам фильм понравился не всем: «Конечно, — писала Н. Сиривля в журнале „Искусство кино“, — в фильме привлекает игра трёх незаурядных, может быть, великих актёров: З. Шарко, Н. Волкова и Л. Дурова. Каждый из них ведёт свою партию замечательно. Но на Волкова и Шарко порознь смотреть интереснее, в любовных сценах, построенных как набор лирических штампов, им неуютно и тесновато. Кажется, что любовная история для них — некоторая условность, формальный повод поведать с экрана не столько о „свойствах страсти“, сколько о чём-то совершенно ином»[50]. Тем не менее за главную женскую роль в этом фильме Зинаида Шарко удостоилась целого ряда кинопремий, в том числе «Ники» (лучшая женская роль, 2001) и «Золотого овна» (лучшая актёрская работа, 2000)[3]; актёрский ансамбль в этом фильме был отмечен и специальным призом XXII Московского кинофестиваля.
Ленинградский областной гастрольный театр
Театр эстрады Л. Атманаки
Большой драматический театр им. Горького
Другие театры
|
|
Эта статья входит в число хороших статей русскоязычного раздела Википедии. |